Пацифистское

Утром кончился свинец

Для секретного завода.

Значит, все, войне конец,

Пара выстрелов, и - кода.

 

Зацепила слегонца

С горя выпитая кружка

Неизвестного бойца

Не поймешь какой войнушки.

 

Ничего, попустит хмель

Сотки фронтовой, однако.

Нет войны? Бери шинель,

И пошли домой, вояка!

 

Видишь, взрывы не звенят,

Террористов нет в сортирах?

Мы от вечного огня

Прикурили трубку мира.

Да будет свет!

В неустойчивом мире менял

Я у времени вечный связной.

Наше время играет меня,

Снова время играет со мной.

 

Зарождается ток от игры.

Столкновенье сознаний и вер.

«Мир – театр», - так Шекспир говорит.

Спорят с этим лишь братья Люмьер.

 

По распятью бегут провода.

Повторяется старый сюжет.

А электрик шепнул: «Ерунда!»

И добавил шутя: «Я есть свет!»

 

Так, однажды он щелкнет реле,

И в цепи остановится ток.

Знал бы Бог, что от наших ролей

Хоть какой-то останется толк.

Проверь корзину

Слово, как резец,

Мысли, как кинжалы.

Ты нажмешь «reset»,

Перезагружаясь.

 

Испокон веков

Шаткая система.

Превратятся в «Off»

«On», она, да все мы…

 

Что еще делить

В этом мире тленном?

Кнопочка «Delete»,

И хана Вселенной.

Ролик

Рычаги

Раздражение

Ремиксируют

Рвотное.

Рев,

Распад,

Разложение.

Репродуктор

Работает.

 

Разговорчики,

Рубрики,

Реконструкция

Радио.

Рейтинг.

Рваные

Рублики

Режиссерчиков

Радуют.

 

Реверансами

Розыгрыш

Рекламирует

Радугу.

Развращение

Розовым.

Разжижение

Разума.

Мелочи жизни

Вертится монетка на столе,

Ни орлом не падает, ни решкой.

Хватит ли нам счастья на сто лет?

Ты спокойно скажешь мне: «Конечно!

 

Мы живем у Господа в гостях,

Нам невзгоды досаждают редко.

Видишь, сколько мелочи в горстях?

Крутится по-прежнему монетка».

 

Я бы мог на это возразить,

И найти в бюджете нашем бреши,

Но Земля, вертясь вокруг оси,

Ни орлом не падает, ни решкой.

 

Значит, повторится рок-н-ролл,

Зародятся новые идеи.

Счастье – это кУхонный наш стол,

Остальное – мелочно, как деньги.

Глядящий из текста

Неведомые Боги нас лепили

Кого из глины, а кого из теста,

Кого из праха, а кого из пыли,

Меня же кто-то вылепил из текста.

 

Был журналистом, кажется, Создатель,

Дождавшись очень скромного аванса,

Он быстро подписал меня к печати,

И я ему ответил резонансом.

 

Я проникал в нехоженые дали,

А после к центру возвращался снова,

Я приходил, хотя меня не ждали,

На то она и есть – свобода слова,

 

Где нет на прессу органов фискальных,

Где нет табу, цензуры и запретов.

Создателю не раз потом икалось,

Пусть он простит меня, но лишь за это.

 

А в мире все по-прежнему не чисто,

Сошла Земля с намеченной орбиты,

Надломанные судьбы журналистов,

И был Создатель за меня убитым.

 

Я стал его прощальною строкою,

Теперь лишь я – лицо его протеста,

И, значит, никогда не успокоить

Меня, на свет глядящего из текста.

Карловы Вары

Здесь, а аду, в вечных вАреных карах

Мы мечтаем о Карловых Варах,

Но пока что какие-то твари

Нас тихонечко варят и варят.

 

Пар идет из ушей, как из зада,

И не вырваться больше из ада,

Потому что нам выпала карма,

Как путевка на вечную кару.

 

Заявляю на полном серьезе:

Не фантастика это, не грезы,

Не страшилки далекого детства,

Это наше с тобою наследство.

 

Это наша страна, не чужая,

Это то, что тебя окружает.

Современников хмурые лица,

Им в аду еще долго вариться.

 

Призадумайся, друг, а не мы ли,

Оголтелые, в пене и в мыле,

Раскалили котлы до кипенья,

Ждем спасенья в финансовой пене?

 

Мы крутые, как яйца в кастрюле.

Но тебя и меня обманули,

Обхитрили, как Карл свою кралю,

То, что нам обещали, украли.

 

Мы в котлах не находим кораллов,

Нас какие-то твари карают,

Мы мечтаем о Карловых Варах,

Находясь в вечных вАреных карах.

Гнилая морковка

У зайца Степана уши

Висят по бокам неловко.

Досталась ему на ужин

Гнилая совсем морковка.

 

И хочется жрать, и страшно,

Степана терзает ужас,

Неделю, поди, не жравши,

Бывает ли что-то хуже?

 

А заяц Степан – красавец,

Мог жить и сытней и круче,

Вот только судьба косая

Его доведет до ручки.

 

Сгниет эта жизнь, как поле…

Степан, намотай на уши:

Ты больше не заяц – кролик

Подопытный и ненужный.

Чешется затылок

Чешется затылок? Что ж, сиди, чеши!

Говорят, что мысли – мозговые вши.

Это не опилки от рогов твоих,

Доводы, идеи порождают стих.

 

Будоражат душу и вгоняют в шок,

Если головою трусишь хорошо.

Если же в сужденьях вышел перекос,

Значит, у поэта был педикулез.

Время и стекло

Вместо шоу «За стеклом»

Молодые строят «Дом».

Как же видеть тяжело

Наше время и стекло.

 

Я пока что бодр и резв,

Только времени в обрез

Залезаю на убой,

В небо выстрелить собой.

Оборотень

Кровь не пью. Не считаю нужным.

Но, когда в небесах луна,

Я свою отпускаю душу,

И уходит в поля она.

 

Где-то сядет и жутко воет.

В громких звуках дрожит рассказ.

В этом мире и дня без боя

Невозможно прожить сейчас.

 

В этом мире тебя отравят,

В жерновах в порошок сотрут.

Люди власти хотят и славы,

Жаждет денег продажный люд.

 

А душа у меня – босая,

Не найдете души бедней,

Неизвестно как выживает

Среди прочих иных людей.

 

Ей нет дела до вашей крови,

И какой побеждает клан.

Мир ее постоянно ловит,

Но не создан такой капкан,

 

Что поймает ее безбожно

В свой голодный, железный рот…

Вот еще один день был прожит,

И еще одна ночь зовет.

 

Я свою отпускаю душу,

Не ушедшую на войну.

Кровь не пью. Не считаю нужным.

Просто вою я на луну.

Чек дахуй

Мир, перевернутый вверх дном,

И небо за моим окном…

А за столом лишь я и ребе,

Сидим, беседуем о небе.

 

Что может знать раввин о Боге,

Что поимеем мы в итоге?

Ты мне под запись надиктуй.

Раввин ответил: «Чек дахуй».

 

Мы все – моральные калеки,

У нас отсроченные чеки.

Найдется каждому по пуле

Мулле, раввину ли, попу ли…

 

Такой вот замкнутый сюжет –

Исход один, исхода нет.

Бог бросит с неба хитрый взгляд –

И новый счет по векселям.

 

Мы вечно ходим под прицелом.

Ответь мне, ребе, что нам делать?

Сказал раввин: «Другая мать

Других детей начнет рожать.

 

И будут мысли в человеке

О Боге, небе и о чеке.

И будет жизнь лупить не слабо…

Суббота. Время ехать к бабам».

 

Чек дахуй (иврит) – отсроченный чек.

 

Дырявые небеса

Могли бы мы стать Икарами,

Но страшно упасть с небес…

И мы не рискуем кармами,

Мы здесь набираем вес.

 

Стремимся мы к изобилию,

Осмысленно ищем блат.

Нам хочется быть всесильными,

Чтоб счастье к рукам прибрать,

 

Чтоб звезды царапать штопором,

Есть с красной икрой просад.

Пусть кто-то потом заштопает

Дырявые небеса.

Из жизни поэтов

Кормила б меня строка –

Имел бы я больше власти,

Поскольку вес кошелька

Диктует размеры счастья.

 

Пока ж у меня – голяк,

Сосед приходил за долгом,

А я не отдам никак,

А если отдам, то сдохну.

 

Не надо грозить рукой,

Мне не на что пообедать!

Я мог бы отдать строкой,

Но на хрен она соседу?

 

Да что ты, ядрена вошь,

Ругаешься по латыни?

Кавычками ж не возьмешь,

И точками с запятыми?

 

А почку я не продам,

И не заикайся даже…

Мой долг – просто ерунда

В масштабах вселенной нашей.

 

Я Вечность в стихах пишу,

В сакральных вожусь сюжетах!

А ты – поднимаешь шум…

Не ценит страна поэтов…

Смертельный вирус

Я знаю привкус откровений

И запах соли.

И я гоню себе по вене

Чужие боли.

 

Уходит кровь моя по капле,

Но по привычке

Я вновь ищу зажим и скальпель

В анатомичке.

 

Со мной подобные моменты

Теперь все реже.

И если нету инструментов,

Я словом режу.

 

Вскрываю бешено нарывы

И безупречно…

Ты можешь видеть, как красиво

Гноиться вечность

 

И разлагается на части…

Исход – летальный,

Пока небесное начальство –

Не идеально.

 

А главный доктор спит, похоже…

Болейте с миром!

Я запущу себе под кожу

Весь мир как вирус.

 

Он сделает меня калекой,

Лишит рассудка.

Но оставаться человеком

Диагноз жуткий.

Клизма для пиццы счастья

Хотел мечтать, но уходил на дно.

И где-нибудь на самом дне рожденья,

Найдя в других остатки параной,

Он назначал конкретный курс леченья.

 

Сначала это небо обними,

А после – покоряй другие страны!

И если хочешь властвовать людьми,

Пойди и научись пасти баранов!

 

Он не был ни пророком, ни святым,

Обычный врач, что назначает клизму,

Не создавал он вечной красоты,

Но выгонял дерьмо зловредной жизни.

 

А пицца счастья съедена уже…

Бабло и зло… Как слаб ты, человече!

Да только нет спокойствия в душе…

Пойди просрись! Быть может, станет легче…

Маньяк в ночную смену

Отыщу подходящий повод,

Стану бешенее и злей.

Я поймаю судьбу за хобот,

И поеду верхом на ней.

 

Мы же ладим друг с другом редко,

Хоть и строим совместный быт.

Чаще я попадаю в клетку

Обстоятельств своей судьбы.

 

А она, как всегда, незрима,

А она, как всегда, хитрей.

Потому у меня есть стимул

Месть вершить над судьбой своей.

 

Знаю, будет еще мгновенье,

Не останется добрых чувств.

И маньяком в ночную смену

Я за хобот судьбу схвачу.

Время в раме

Время мерило и мирило,

Матом крыло, дарило крЫла…

Фотографией на могиле

Время в раме теперь застыло.

 

Время в раме. В программе «Время» -

Новь вестей, и вручают «Греми»,

Тем, кому не хватает премий.

«Харе Рама» - программе «Время»

 

«Харе» - храму, и «Харе Кришна» -

Голубям на соседней крыше.

Голь любя нас простит Всевышний,

Что в оконную раму вышел.

 

Просочился из вне. Светает.

Холм могильный укрыт цветами.

И плывет по волне «Титаник»

За тобой, и за всеми нами.

Пирамида

Во время скоростей, и Интернета

Уже не до борьбы добра и зла.

Паук сетями охватил планету,

А муха где-то денежку нашла.

 

И прочитав в газете на дороге,

Как проще эту денежку вложить,

Она спокойно помолилась Богу

О процветанье ищущей души.

 

Господь пришел и проявил ей чудо

В районе дальней станции метро.

Он предложил ей порцией фаст-фуда

Набить свое голодное нутро.

 

Затем на каталогах разных видов

Богатство преумножить без проблем.

Так перед ней возникла пирамида

Со скромненьким названьем «Съем-эм-эм».

 

У этой сказки нету продолженья,

Но есть пути к вершинам пирамид.

Терпенье, говорю я вам, терпенье

Каталогоанадом подтвердит.

Веселый стишок

У меня за душой ничего не осталось…

Нет. Конечно же, вру, есть табак и бронхит.

Есть четыре рубля, есть грехи и усталость,

А еще – не приятные Богу стихи.

 

Но, покуда слова мои терпит бумага,

Будут дикие мысли лететь за поля.

Мне до рая не хватит какого-то шага…

Но за краем у рая есть тоже земля.

 

Я останусь в нее погружаться не первым,

И возможно, меня похоронят живьем.

Ведь должны же питаться поэтами черви,

Чтоб еще плодороднее стал чернозем?

 

А в раю нет червей. И поэтому скучно.

И поэтам в раю не совсем хорошо.

Значит, время пришло доставать авторучку,

И бросать на бумагу веселый стишок.

Памятник

Горацию, Державину, Пушкину

 

Не сдохнет тот, кто может рифмовать,

Включать в свои стихи скандал и порно,

И памятник ваять нерукотворный,

Пописывая в глянцевых томах.

 

Продать других, чтоб продавать себя,

Отдаться преступленью и пороку,

В пророка превратиться ненароком

Среди таких же проданных ребят.

 

Поэт за яйца схватит времена

Маркетинга, модерна, креатива.

И новой жрицей станет порно-дива,

Когда придет поэзии хана.

 

Пиши побольше всякой ерунды,

И возводи ничтожество в гламуры.

Поклонники слащавой поп-культуры.

Твоей строкой не подотрут зады.

Пеши исчо

Он говорил о том, что было сказано

Другими много лет тому назад.

Но есть слова. Слова бывают разными.

И разве был он в этом виноват?

 

А он мечтал войти в программу школьную,

Еще мечтал взойти на пьедестал.

И все, что было Пушкину позволено

Себе он, разумеется, прощал.

 

Места на постаментах были заняты.

Свободных мест нигде сегодня нет.

Но он писал хореи и гекзаметры,

Изобретал очередной сюжет.

 

Хотел издать себя. Стоял на паперти.

Ему бы сесть, чужой усвоить стих.

Но кто его посадит, он же – памятник

Нерукотворный? Господи, прости…

 

Так он пришел ко мне с восходом солнца и

Я вдруг ему позычил троячок.

И на правах издателя и спонсора

Я пожелал ему: «Пеши исчо».

Я покупаю у тебя грехи

В тебе есть страх, ты чувствуешь вину,

А я владею карточной колодой.

Давай с тобой сыграем: на кону

Твой страх в обмен на полную свободу.

 

Такой игры не предлагают зря…

Пускай смеются черти в преисподней.

И если жизнь не сахар, говорят,

Мы проиграем нашу жизнь сегодня.

 

Пусть времечко посмотрит с высоты,

Пускай судьба не предвещает фарта,

Мы проиграем все свои мечты

В неистовом желании азарта.

 

Как в триллере, как в западном кино

Без хеппи-энда, что бывает редко.

А хочешь, мы откроем казино,

Где главной будет русская рулетка?

 

Не бойся, что на нас электрошок

Проверит одичавшая эпоха.

Я знаю, что такое хорошо,

И в чем его отличие от плохо.

 

Я знаю, как не сдохнуть от тоски,

И как идти по самому по краю.

Я покупаю у тебя грехи,

Закрывшие твою дорогу к раю.

 

Мне неизвестно слово тяжело,

И я готов войти в любое пламя,

Поскольку есть такое ремесло:

Владеть чужими смертными грехами.

Язык

Во дни сомнений, во дни тревоги,

Во дни раздумий под сенью тьмы

В одни игрушки играют Боги,

В одни игрушки играем мы.

 

Я вечной жизни первооснову

Своей игрою не умалю.

В начале, помнится, было - слово.

В начале кто-то сказал: «Люблю!»

 

Когда во имя Любви грешите,

Безумно сладким бывает крик!

Я – твой мучитель, и твой спаситель!

Я – твой разведчик, и твой язык!

 

Во дни тревог, и во дни сомнений

Срываю новый запретный плод.

Язык – мой враг, и язык – мой гений,

Язык до клитора доведет!

Мутное утро

Ветер в порыве стряхнул мне за ворот

Пепел чужих сигарет.

Мутное утро, проснувшийся город

С запахом свежих газет.

 

Что там, в редакторской передовице

Сказано про житие?

Вижу, как хочется передавиться

Всем, кто читает ее.

 

Войны, аварии, дрязги, налоги,

Сплетен дырявый мешок,

И обжигают по-прежнему боги

Нам туалетный горшок

 

Мне бы отделаться малою кровью,

Мне бы уйти от борьбы.

Глух к моим просьбам начальник здоровья,

Жаден бухгалтер судьбы.

 

Мутное утро. Все в самом начале,

В бешеном ритме страстей.

Дама в киоске «Союзпечали»

Курит и ждет новостей.

Я пришел, чтобы быть первым

Я пришел, чтобы быть первым!

Я пришел, чтобы стать главным!

Не жалейте мои нервы!

Начинайте свою травлю!

 

Можешь кинуть в меня камень!

Кислотой можешь жечь серной!

Можешь бросить меня в пламень!

Я пришел, чтобы быть первым!

 

Прокушу я тебе горло!

Я смешаю тебя с пылью!

Я пришел, чтобы быть гордым!

Я пришел, чтобы стать сильным!

 

Я пришел показать хер вам!

Здесь у вас не построишь храм… Но

Я пришел, чтобы быть первым!

Я пришел, чтобы стать главным!

Путь в Америку

Стрелы мыслей сложу в колчан,

И пройдя из Эдема в Жмеринку,

Архимеду найду рычаг,

Свидригайлову - путь в Америку.

 

И не надо дорог накатанных,

Если хочешь оставить след,

Подели на частицы атомы,

А Господь пусть погасит свет...

Выхлопная труба

Вместо сердца у нас пламенеет мотор.

И не ведает разум наш страх.

Покорители вновь покоряют простор

И плывут по простору в гробах.

 

Нам с тобою не раз надают по горбу

И по свернутым крыльям в горбах.

Нас засунут в трубу, выхлопную трубу,

Всех нас выхлопнет в небо труба.

 

Посидим на колесах, подставим домкрат,

Даже если здесь выхода нет,

Покорители вновь продолжают играть…

Наше дело – труба и кларнет!

Гастроли памяти

Памяти опасные гастроли,

Только жалко райдер не учтут…

Снова растворяюсь в алкоголе:

- Здравствуй, Цезарь! Здравствуй, добрый Брут!

 

На обломках Башни Вавилонской

Я в порыве страсти написал:

«Здравствуй, Александр Македонский!

Здравствуй, незабвенный Буцефал!»

 

Дальше в глубь, чтоб больше не вернуться,

И как стимул – новый литр вина…

- Здравствуйте! Я вижу вас, Конфуций,

Гунны и Китайская стена!

 

Здравствуйте все те, кого я вспомню,

И кого не вспомню на пути!

Мир во мне разбился на осколки,

И желанья нет его спасти…

 

В глубь хочу, чтоб обрести забвенье!

Память притупляет алкоголь…

У меня сегодня День рожденья…

Здравствуйте! Я еду на гастроль!

Беги, брателло, беги!

Если бегут за тобой по следу

Чужие тени,

Время понять, что у жизни кредо:

Мы все мишени.

 

Время пришло и окрепли ноги

Беги, братело!

Всюду дерьмо, и одни лишь боги

Остались в белом.

 

В этом аду не найти свободы

Плати по счету!

Ты уже кем-то, братишка, продан,

Идет охота…

 

В этом аду не осталось чуда,

Лишь запах крови.

Ты убегай, убегай покуда

Тебя не ловят.

 

Звери бегут от большой охоты,

Но здесь – иное,

Здесь никогда не придет суббота

Чтить день покоя.

 

Пуля по миру летела злая,

О воле пела...

Не добежал Колобок до рая,

А так хотелось.

Змееед взбзднул

У букв бывают разные соседи,

И каждая чудит чего-нибудь:

Утроенное «Е» на змеееде,

И множество согласных в слове – взбзднуть.

 

Бывает, увлечешься формой слова,

И смысл уже окажется не тот,

И рифма будет явно бестолковой,

И змееед, конечно же, возвзбзднет.

Вселенский пылесос

Ты можешь быть счастливым без причины,

Ты можешь быть несчастным, но прости,

Вселенская стиральная машина

Стирает все, что встретит на пути.

 

Будь ты хоть гений, хоть герой, хоть варвар,

У всех анналов есть один финал –

Тебя сотрут, как стерли динозавров,

Тобой однажды подотрут анал.

 

Вселенная, пропахшая бензином,

Не примет от тебя сигналы SOS.

Тебя сотрет стиральная машина

И засосет Вселенский пылесос.

Черный вор он. Вора – бей!

В бытиЕ МОЕм земном

Даты, действия и числа.

Поэтическим зерном

Прорасти стремятся мысли.

 

Но упрямится строка,

Неподатливо артачась…

И вселенская тоска

Выглядит совсем иначе.

 

Рифма вновь не подошла,

И, как будто специально,

То надменна, то пошла,

То мне кажется банальной.

 

Боль не вывести в тираж,

Не прочувствовав на коже.

Ритуальный татуаж

Чем-то на мазню похожий.

 

Не хватает боли мне,

Или я такой нелепый?

Всходы тянутся к земле,

А должны тянуться к небу.

 

Я – поклонник словарей

Вороном кружусь над полем.

Черный вор он, вора – бей!

Дайте же скорее боли.

 

Но, когда нахлынет боль,

Мне глаза открыв на вечность,

Ты мне, Господи, позволь

Раскричаться словом встречным.

 

Если все-таки дано

Мысль оформить кровоточно,

Пусть то самое зерно

Прорастет в словарной почве!

В траве сидел кузнечик

Покуда песня до конца не спета,

Покуда есть в кармане грамм травы,

Я буду помнить солнечное лето,

И музыканта, нищего, увы.

 

Он был талантом, но не знаменитым,

Он даже мух, и тех не обижал,

Ночами он читал «Бхагавадгиту»,

Курил траву, и скромно хипповал.

 

Но, будь ты, хоть евреем, хоть арабом,

Когда не все сбываются мечты,

Тебя вдруг методично душит жаба,

И зависть к тем, кто большего достиг.

 

Она пришла. Он даже не заметил.

Петля. Записка. Скорбные слова.

Лишь в памяти осталось это лето,

А в косяке – последняя трава.

Гламурная Родина (Золотой унитаз)

Времена настоящие,

Как подлива в гарнир.

Сиськи, письки и хрящики –

Красота спасет мир!

 

Девки лезут на подиум

И впадают в экстаз.

Ты, гламурная Родина –

Золотой унитаз.

 

Силиконы и фаллосы

По отхожим местам.

Что-то, Федор Михайлович,

Вы сказали не так.

 

Я не против красивого,

Все могу я понять.

Только сиськой насиловать

Вы не смейте меня!

 

Я не против гламурного

В мире прочих вещей,

Но мое безкультурие

Не приемлет хрящей.

 

Перед бабой блудливою

Я не буду в долгу.

Наготою ж стыдливою

Восхищаться могу.

 

Только глянцево продана

За дешевый оргазм

Ты, гламурная Родина –

Золотой унитаз.