Андрей Шталь
Кормчий
Все, что мешает тебе, - отпусти.
Я говорю о начале пути.
Кормчий, ты слышишь дыханье волны?
Мы уплывем! Мы вольны!
Время рубить, как обычно, сплеча.
Время покинуть ненужный причал.
Я заявляю тебе: «Старина,
Здесь не твоя сторона».
Море смыкается с небом вдали,
Нам не достигнуть священной земли…
Пусть наше судно накроет волной,
Мы уплываем домой.
Гандикап
Небо цвета ржавого железа.
Легкий путь на облака закрыт.
Ищешь подходящие протезы
И живешь с приставкой – инвалид.
Кто без рук, без ног, а кто без скальпа,
Гвардия незрячих и глухих…
Тащатся по свету гандикапы
Медленно, как смертные грехи.
Бывший капитан второго ранга,
Где твоя война добра и зла?
Ты теперь обычный белый ангел
После ампутации крыла.
Шевели поршнями
Вверх – вниз. Пошевели поршнями.
Прессуем, давим землю мы.
Уходит снег, но в каждой яме
Еще зимы белеет жмых.
И никакого сладу с этим.
В глубины жизни сок течет.
На недодавленной планете
Нам предстоит пожить еще.
Лай
Просить у Господа прощенья,
Не доверять себя теченью,
Вновь искушать судьбу.
Играть отпущенные роли,
Испить настойку пота с кровью,
Чтоб нарушать табу.
Тебе твердят: «Все в мире бренно»,
А ты выходишь на арену,
Как ласковый питбуль.
Пируэт
Скоро будем tet-a-tet,
Близится земля.
Два кульбита, пируэт,
Мертвая петля.
Сгруппирую, как смогу,
Ноги и живот.
В общем, полный very good,
Здравствуй, гололед.
Японский сонет
Цветут деревья
Снегами долгой зимы
На мерзлых ветках.
Ладони грею,
Пока в сосульках шумит
Промозглый ветер.
Живу мечтой о тепле,
Вельми понеже
Вновь небо скинуло плед
Для бабы снежной.
Чернильница
Сожрал чернильницу из булки,
Но понял, Лениным не стать.
Свирепый ветер в переулке,
Вокруг – бардак, не благодать.
Душа ночной рыдая выпью,
Тоскою черною полна.
Февраль. Налить чернил и выпить,
Как завещал мне Пастернак.
Фаршированный век
Небо – скатерть, а звезды летят по орбитам.
Глотка мира. Бескрайние тартарары.
Он, она, ты и я – мы меню общепита.
Если первым не станешь, то будешь – вторым.
Фарш готовится быстро, и нужную массу
Можно взять на ближайшей к столовой войне.
Человек – калорийное, сладкое мясо,
И на фарш аппетитный сгодится вполне.
А на кухне опять наполняют посуду,
А на кассе уже пробивается чек.
Жди, из нас приготовят глобальное блюдо
И названье ему – фаршированный век.
Сучий холод
Зимний день. Незаполненный мусорный бак.
Я ни видел на свете картины хужей:
Здесь для стаи окрестных бродячих собак
Станет пищею мясо бомжей.
Дикий холод, промозглый февральский дубарь.
Пиво больше не лечит от сучьего дня.
Ты оставшейся водочки в пиво добавь,
Мне всегда не хватает огня.
Город пахнет застывшим собачьим дерьмом.
Экскременты на белом конкретно видны.
Мне ж скользить по бульвару меж мерзлых домов,
Чтоб пытаться дожить до весны.
Пожиратели мозгов
Телевизор не включаем,
Чтоб не лезли к нам из вне.
Выпьем со снотворным чаю
И спасаемся во сне
От раскрученных талантов,
От навязчивых врагов,
От мутантов - оккупантов,
Пожирателей мозгов.
Проявиться могут скоро,
Просочившись сквозь экран,
Моисеев и Киркоров,
Басков, Галкин и Билан.
Ты сдаешься им без боя,
Съесть они твой мозг хотят.
«То как зверь они завоют,
То заплачут, как дитя».
Каждый гад лишь с виду робкий,
Но не вытравишь его.
Паразит на каждой кнопке
Телепульта твоего.
Он слащав, но, все же, вреден,
Мух и тараканов злей.
Он убил твоих соседей,
Он сожрал твоих друзей.
Воплотился в девке тощей,
И в шансоновской братве,
Он живет в мозгах у тещи,
И у тестя в голове.
Заразил коллег, начальство,
Съел народа без числа.
Со свистком поставишь чайник,
Бац! А там звучит Билан.
Выйдешь отдышаться в город,
Но повсюду круглый год
Без ума орет Киркоров,
Басков мучает народ.
И «не спрятаться, не скрыться»,
Видно, все, пришел конец.
Что ни сиськи, то певица,
Что ни жопа, то певец.
Мир проходит испытанье
Под названьем «show must go…»,
И однажды все мы станем –
Пожиратели мозгов.
«Адресованная другу»,
Без начала и конца,
«Ходит песенка по кругу»,
Ламца-дрица-гоп-цаца.
Побег из ада
Угол дома. А там – бегом.
Шприцы с кровью. Отставить шутки.
Хрусь. Сугроб под моей ногой.
Я донес себя до маршрутки.
Просочился в салон. Повис.
Общий выдох стоящих рядом.
Эй, водитель, давай, резвись,
Жми на газ на дороге ада.
Лезут мысли. Но я - молчок.
Работяги, ханыги, панки,
Проститутка и старичок.
Вместе едут в консервной банке.
Бабы едут и мужики.
Кто спокойней, кто понаглее.
Никому не подам руки…
Чей-то локоть уперся в шею.
Перегаром дохнул сосед.
Возмутилась соседка тихо.
Я представил: меня здесь нет,
И с вещами пошел на выход.
Ледниковый период
Четверть жизни себя из мерзлот извлекал,
Четверть жизни бродил в коридорах зеркал,
Четверть жизни алкал, но развязка близка,
Я как мамонт последний сошел с ледника.
И теперь я могу кривизною лекал
Поворачивать небо, чертить облака,
Даже солнцу способен найти дубликат!
Что с того, что я выжил один из полка?
Я теперь отогрею любого зверька
После спячки в сугробах и белых песках.
У зимы не осталось моральных блокад!
Ледники отступили! Дорога – легка!
Метро
Есть лестница в небо. Есть лестница в ад.
Ты мчишь ежедневно туда и назад.
А в темном тоннеле летят поезда
В те дали. Туда ли? Не важно куда.
Ты втиснул себя в предпоследний вагон,
А я в подземелье найду себе схрон.
Не вправо, не влево, а в самую глубь.
Я – крыса, сидящая в темном углу.
Я червь, что копает золу ваших лет.
Мне здесь бесполезен обратный билет.
Пророчество сбудется, я пережду
Падение мира в гремящем аду.
Но нет же! Я слышу чужие шаги.
Мой след обнаружен. Друзья ли? Враги?
Нашел в себе силы и крикнул: «Не тронь!
Спасение только в глубинах метро!»
Но руки связали. На лицах броня.
Два ангела в белом уводят меня.
И я уже знаю, что ждет нас потом
За лестницей в небо. Машина с крестом.
Аривидерчи
Привыкни к новому укладу.
Сегодня ты друзьям не рад,
Да и они, гляжу, не рады.
Друзья молчат, и ты – молчок.
Безмолвия и скорби завязь.
И твой с иголки пиджачок
Уже не вызывает зависть.
Мы редко виделись с тобой,
Но пусть не будет нам укором,
Что и в дальнейшем, дай-то Бог,
Мы снова свидимся не скоро.
Что толку всех нас упрекать
За то, что в нас остались силы?
Тебя мы носим на руках,
А впереди – твоя могила…
Грачи прилетели
Смерть, не трогай нас! Чур!
Собираем весь нал
И с деньгами - к врачу.
- На, приятель, возьми,
Но надежно лечи!
Просыпается мир!
Прилетели грачи!
Дай надежду, наври!
Что нам горя купель,
Если небо – навзрыд
И резвиться капель?
Только в сердце – мороз.
Мы неделю без сна.
А у брата – цирроз…
А над миром – весна.
Формула-1
Ночь. Шума – хер. А солнечный болид
Сгорел и провалился в тишину.
Давление. И голова болит.
Наверное, на полную луну.
Куда бы ты, и как бы ты не гнал
На трассе жизни, формула – резка:
Луна, как фара, подает сигнал
И отрезвляет болью на висках.
Весна в технополисе
"Так пей же, грудь моя, Весну!"
Сергей Есенин
Здесь кленов нет, не слышно трелей птичьих.
Бетонные дома со всех сторон.
Сюда весна идет урбанистично.
Мой технополис выкрашен в неон.
Глядит луна с небес надменной девкой
А в водостоках шерудит капель.
По радио, как будто бы с издевкой
Мне намекнули, что грядет апрель.
На перекрестке – новая реклама
Природу перемножили на нуль.
Здесь нет корней, все стали вдруг раклами.
Так пей же, пей же, грудь моя, весну!
Стихи о карьере
Жизнь не бьет родниками,
Но кайлом в рудниках.
Снова встретится камень
На пути родника.
Бог как будто не в теме
Устремлений души.
Непроглядную темень
И дарует нам жизнь.
Всем воздастся по вере.
Вот конкретный пример:
Кто мечтал о карьере,
Был отправлен в карьер.
Творчество
Когда б я знал, чего мне хочется,
То жил бы счастливо, поди,
Однако же, занозой творчество
Опять в мозгах моих зудит.
Как будто тело инородное,
Как будто жалящие вши,
И манит в новый путь непройденный,
И не дает спокойно жить.
То сатана, то божий агнец я,
То завтра вижу, то – вчера,
Я ставлю сам себе диагнозы
Назло знакомым докторам.
В толпе людей чужой и меченный,
В любой компании – один.
Я понял, творчество не лечится,
Мне не устроишь карантин.
Я говорю другим о времени:
«Что делать?» и «Кто виноват?»
Мои слова бывают вредными,
Они способны убивать,
Но не растут травою сорною.
Они – как меч в руках бойца!
Они – поднять с колен способные!
Они – возносят в небеса!
Все то, что спрятано в тумане, я
Найду. Пусть – «горе от ума.
Я верю – фобии и мании
Войдут в бессмертные тома.
А если почитать внимательно
Томов наполненный архив,
То в медицинской хрестоматии
Есть все, что дарит мне стихи.
Мироносец
1
Собирался народ на вече
И решал: как бы жить нам вечно,
Чтоб построить до неба город,
Чтобы хлеб не казался горек,
Чтоб иконы в молельном храме
Не остались пылиться в хламе,
Чтоб спустилась с небес в долину
Мироносица Магдалина,
Чтобы люди могли летать и
Чтобы не было в мире тати.
2
Долог спор был. Спускался вечер.
Тут и слабости человечьи
Саранчой приползли к собранью,
И закончилась сходка бранью.
Все пошли воевать по кругу:
Брат на брата и друг на друга,
Храм валили и мал - помалу
Город рушили и ломали.
Были стены, теперь там бреши,
Да на падаль собаки брешут.
Стали люди той самой татью.
Магдалина идет к распятью.
3
Но найдется один, кто вскоре
Будет заново строить город,
Если хватит ему силенок
Горьким потом, слезой соленой.
Он замазывать бреши мира
Магдалиновым станет миром,
Неуемной своей печалью
И крестом за Христа плечами.
Поезд в огне
«Этот поезд в огне,
И нам не на что больше жать.
Этот поезд в огне,
И нам некуда больше бежать».
Борис Гребенщиков
Этот поезд не очень скор был,
Ехал временем нашей скорби.
И колесами из металла
Наши горести намотал он.
На железнодорожных трактах -
Преступления и теракты.
Не надеждой, а страхом живы
В этом поезде пассажиры.
На ухабах состав качает.
Проводница приносит чаю.
Машинист с головою песьей
Нам по радио крутит песню.
В ней понятны тебе слова все.
Был полковник военный - Васин.
Он хотел тишины, покоя,
Но уселся в горящий поезд.
Генералы нам чистят карму,
И тасуют в колоде карты.
Ты под козырь однажды ляжешь.
Вот такая выходит лажа.
Умирать на войне – не ново.
И от этого так хреново.
Мы – лишь запись в военной сводке.
- Проводница, плесни мне водки!
«Так-так-так», - простучат колеса.
Горизонт впереди – белесый.
Солнце прочь с высоты слезает,
И умылась земля слезами.
Облик морали
Возвышенный
и гордый как олень,
Упрешься рогом в стол и что-то пишешь.
Ты веришь в то, что слов парад-алле
Читателю духовной служит пищей.
Но так ведется в жизни испокон,
Какие б в стае не были законы,
Свобода не возводится в закон,
Она всегда останется за коном.
Когда бы ты бумагу не марал,
Другие ее тоже б не марали.
Так стадо покидающий марал
Не думает об облике морали.
Меню Президента
Ты с экрана снова несешь херню.
Может быть, ответишь мне, между прочим:
Что обычно входит в твое меню,
Хорошо ли спал ты сегодня ночью?
Жил ли ты когда-нибудь в нищете?
Был ли днем грядущим всерьез напуган?
Сколько стоит дом для твоих детей?
Сколько стоят шмотки твоей супруги?
У Ивана холод гостит в дому,
Денег не осталось на пропитанье,
Сокращенье близится, а ему –
Двадцать лет до пенсии. Не дотянет.
У Петра давление вновь с утра,
Он пахал как проклятый на заводе,
Не хватает пенсии ни хера,
Он в аптеку, разве что, с нею ходит.
Ты на всех с экрана глядишь хитро,
Обещаешь горы небесной манны.
Полстраны сегодня таких Петров,
Полстраны сегодня таких Иванов.
Ты в костюмчик новенький разодет,
Ты с прекрасной стрижкой и гладко выбрит.
Ты – народом выбранный Президент,
И народ твой знает, каким был выбор.
У тебя с трезубца стекает жир,
Но проблем не будет с кишечной грыжей.
Я тебя не спрашиваю: как жить?
Я хотел бы знать: как теперь нам выжить?
