Стихи Андрея 2011 год

Андрей Шталь

Кормчий

Все, что мешает тебе, - отпусти.

Я говорю о начале пути.

Кормчий, ты слышишь дыханье волны?

Мы уплывем! Мы вольны!

Время рубить, как обычно, сплеча.

Время покинуть ненужный причал.

Я заявляю тебе: «Старина,

Здесь не твоя сторона».

Море смыкается с небом вдали,

Нам не достигнуть священной земли…

Пусть наше судно накроет волной,

Мы уплываем домой.

Гандикап

Небо цвета ржавого железа.

Легкий путь на облака закрыт.

Ищешь подходящие протезы

И живешь с приставкой – инвалид.

Кто без рук, без ног, а кто без скальпа,

Гвардия незрячих и глухих…

Тащатся по свету гандикапы

Медленно, как смертные грехи.

Бывший капитан второго ранга,

Где твоя война добра и зла?

Ты теперь обычный белый ангел

После ампутации крыла.

Шевели поршнями

Вверх – вниз. Пошевели поршнями.

Прессуем, давим землю мы.

Уходит снег, но в каждой яме

Еще зимы белеет жмых.

И никакого сладу с этим.

В глубины жизни сок течет.

На недодавленной планете

Нам предстоит пожить еще.

Лай

Просить у Господа прощенья,

Не доверять себя теченью,

Вновь искушать судьбу.

Играть отпущенные роли,

Испить настойку пота с кровью,

Чтоб нарушать табу.

Тебе твердят: «Все в мире бренно»,

А ты выходишь на арену,

Как ласковый питбуль.

Пируэт

Скоро будем tet-a-tet,

Близится земля.

Два кульбита, пируэт,

Мертвая петля.

Сгруппирую, как смогу,

Ноги и живот.

В общем, полный very good,

Здравствуй, гололед.

Японский сонет

Цветут деревья

Снегами долгой зимы

На мерзлых ветках.

Ладони грею,

Пока в сосульках шумит

Промозглый ветер.

Живу мечтой о тепле,

Вельми понеже

Вновь небо скинуло плед

Для бабы снежной.

Чернильница

Сожрал чернильницу из булки,

Но понял, Лениным не стать.

Свирепый ветер в переулке,

Вокруг – бардак, не благодать.

Душа ночной рыдая выпью,

Тоскою черною полна.

Февраль. Налить чернил и выпить,

Как завещал мне Пастернак.

Фаршированный век

Небо – скатерть, а звезды летят по орбитам.

Глотка мира. Бескрайние тартарары.

Он, она, ты и я – мы меню общепита.

Если первым не станешь, то будешь – вторым.

Фарш готовится быстро, и нужную массу

Можно взять на ближайшей к столовой войне.

Человек – калорийное, сладкое мясо,

И на фарш аппетитный сгодится вполне.

А на кухне опять наполняют посуду,

А на кассе уже пробивается чек.

Жди,  из нас приготовят глобальное блюдо

И названье ему – фаршированный век.

Сучий холод

Зимний день. Незаполненный мусорный бак.

Я ни видел на свете картины хужей:

Здесь для стаи окрестных бродячих собак

Станет пищею мясо бомжей.

Дикий холод, промозглый февральский дубарь.

Пиво больше не лечит от сучьего дня.

Ты оставшейся водочки в пиво добавь,

Мне всегда не хватает огня.

Город пахнет застывшим собачьим дерьмом.

Экскременты на белом конкретно видны.

Мне ж скользить по бульвару меж мерзлых домов,

Чтоб пытаться дожить до весны.

Пожиратели мозгов

Телевизор не включаем,

Чтоб не лезли к нам из вне.

Выпьем со снотворным чаю

И спасаемся во сне

От раскрученных талантов,

От навязчивых врагов,

От мутантов - оккупантов,

Пожирателей мозгов.

Проявиться могут скоро,

Просочившись сквозь экран,

Моисеев и Киркоров,

Басков, Галкин и Билан.

Ты сдаешься им без боя,

Съесть они твой мозг хотят.

«То как зверь они завоют,

То заплачут, как дитя».

Каждый гад лишь с виду робкий,

Но не вытравишь его.

Паразит на каждой кнопке

Телепульта твоего.

Он слащав, но, все же, вреден,

Мух и тараканов злей.

Он убил твоих соседей,

Он сожрал твоих друзей.

Воплотился в девке тощей,

И в шансоновской  братве,

Он живет в мозгах у тещи,

И у тестя в голове.

Заразил коллег, начальство,

Съел народа без числа.

Со свистком поставишь чайник,

Бац! А там звучит Билан.

Выйдешь отдышаться в город,

Но повсюду круглый год

Без ума орет Киркоров,

Басков мучает народ.

И «не спрятаться, не скрыться»,

Видно, все, пришел конец.

Что ни сиськи, то певица,

Что ни жопа, то певец.

Мир проходит испытанье

Под названьем «show must go…»,

И однажды все мы станем –

Пожиратели мозгов.

«Адресованная другу»,

Без начала и конца,

«Ходит песенка по кругу»,

Ламца-дрица-гоп-цаца.

Побег из ада

Угол дома. А там – бегом.

Шприцы с кровью. Отставить шутки.

Хрусь. Сугроб под моей ногой.

Я донес себя до маршрутки.

Просочился в салон. Повис.

Общий выдох стоящих рядом.

Эй, водитель, давай, резвись,

Жми на газ на дороге ада.

Лезут мысли. Но я - молчок.

Работяги, ханыги, панки,

Проститутка и старичок.

Вместе едут  в консервной банке.

Бабы едут и мужики.

Кто спокойней, кто понаглее.

Никому не подам руки…

Чей-то локоть уперся в шею.

Перегаром дохнул сосед.

Возмутилась соседка тихо.

Я представил: меня здесь нет,

И с вещами пошел на выход.

Ледниковый период

Четверть жизни себя из мерзлот извлекал,

Четверть жизни бродил в коридорах зеркал,

Четверть жизни алкал, но развязка близка,

Я как мамонт последний сошел с ледника.

И теперь я могу кривизною лекал

Поворачивать небо, чертить облака,

Даже солнцу способен найти дубликат!

Что с того, что я выжил один из полка?

Я теперь отогрею любого зверька

После спячки в сугробах и белых песках.

У зимы не осталось моральных блокад!

Ледники отступили! Дорога – легка!

Метро

Есть лестница в небо. Есть лестница в ад.

Ты мчишь ежедневно туда и назад.

А в темном тоннеле летят поезда

В те дали. Туда ли? Не важно куда.

Ты втиснул себя в предпоследний вагон,

А я в подземелье найду себе  схрон.

Не вправо, не влево, а в самую глубь.

Я – крыса, сидящая в темном углу.

Я червь, что копает золу ваших лет.

Мне здесь бесполезен обратный билет.

Пророчество сбудется,  я пережду

Падение мира в гремящем аду.

Но нет же! Я слышу чужие шаги.

Мой след обнаружен. Друзья ли? Враги?

Нашел в себе силы и крикнул: «Не тронь!

Спасение только в глубинах метро!»

Но руки связали. На лицах броня.

Два ангела в белом уводят меня.

И я уже знаю, что ждет нас потом

За лестницей в небо. Машина с крестом.

Аривидерчи

 Аривидерчи, мой камрад!

Привыкни к новому укладу.

Сегодня ты друзьям не рад,

Да и они, гляжу, не рады.

Друзья молчат, и ты – молчок.

Безмолвия и скорби завязь.

И твой с иголки пиджачок

Уже не вызывает зависть.

Мы редко виделись с тобой,

Но пусть не будет нам укором,

Что и в дальнейшем, дай-то Бог,

Мы снова свидимся не скоро.

Что толку всех нас упрекать

За то, что в нас остались силы?

Тебя мы носим на руках,

А впереди – твоя могила…

Грачи прилетели

 А над миром - весна!

Смерть, не трогай нас! Чур!

Собираем весь нал

И с деньгами - к врачу.

- На, приятель, возьми,

Но надежно лечи!

Просыпается мир!

Прилетели грачи!

Дай надежду, наври!

Что нам горя купель,

Если небо – навзрыд

И резвиться капель?

Только в сердце – мороз.

Мы неделю без сна.

А у брата – цирроз…

А над миром – весна.

Формула-1

Ночь. Шума – хер. А солнечный болид

Сгорел и провалился в тишину.

Давление. И голова болит.

Наверное, на полную луну.

Куда бы ты, и как бы ты не гнал

На трассе жизни, формула – резка:

Луна, как фара, подает сигнал

И отрезвляет болью на висках.

Весна в технополисе

"Так пей же, грудь моя, Весну!"

Сергей Есенин

Здесь кленов нет, не слышно трелей птичьих.

Бетонные дома со всех сторон.

Сюда весна идет урбанистично.

Мой технополис выкрашен в неон.

Глядит луна с небес надменной девкой

А в водостоках шерудит капель.

По радио, как будто бы с издевкой

Мне намекнули, что грядет апрель.

На перекрестке – новая реклама

Природу перемножили на нуль.

Здесь нет корней, все стали вдруг раклами.

Так пей же, пей же, грудь моя, весну!

Стихи о карьере

Жизнь не бьет родниками,

Но кайлом в рудниках.

Снова встретится камень

На пути родника.

Бог как будто не в теме

Устремлений души.

Непроглядную темень

И дарует нам жизнь.

Всем воздастся по вере.

Вот конкретный пример:

Кто мечтал о карьере,

Был отправлен в карьер.

Творчество

Когда б я знал, чего мне хочется,

То жил бы счастливо, поди,

Однако же, занозой творчество

Опять в мозгах моих зудит.

Как будто тело инородное,

Как будто жалящие вши,

И манит в новый путь непройденный,

И не дает спокойно жить.

То сатана, то божий агнец я,

То завтра вижу, то – вчера,

Я ставлю сам себе диагнозы

Назло знакомым докторам.

В толпе людей чужой и меченный,

В любой компании – один.

Я понял, творчество не лечится,

Мне не устроишь карантин.

Я говорю другим о времени:

«Что делать?» и «Кто виноват?»

Мои слова бывают вредными,

Они способны убивать,

Но не растут травою сорною.

Они – как меч в руках бойца!

Они – поднять с колен способные!

Они – возносят в небеса!

Все то, что спрятано в тумане, я

Найду. Пусть – «горе от ума.

Я верю – фобии и мании

Войдут в бессмертные тома.

А если почитать внимательно

Томов наполненный архив,

То в медицинской хрестоматии

Есть все, что дарит мне стихи.

Мироносец

1

Собирался народ на вече

И решал: как бы жить нам вечно,

Чтоб построить до неба город,

Чтобы хлеб не казался горек,

Чтоб иконы в молельном храме

Не остались пылиться в хламе,

Чтоб спустилась с небес в долину

Мироносица Магдалина,

Чтобы люди могли летать и

Чтобы не было в мире тати.

2

Долог спор был. Спускался вечер.

Тут и слабости человечьи

Саранчой приползли к собранью,

И закончилась сходка бранью.

Все пошли воевать по кругу:

Брат на брата и друг на друга,

Храм валили и мал - помалу

Город рушили и ломали.

Были стены, теперь там бреши,

Да на падаль собаки брешут.

Стали люди той самой татью.

Магдалина идет к распятью.

3

Но найдется один, кто вскоре

Будет заново строить город,

Если хватит ему силенок

Горьким потом, слезой соленой.

Он замазывать бреши мира

Магдалиновым станет миром,

Неуемной своей печалью

И крестом за Христа плечами.

Поезд в огне

«Этот поезд в огне,

И нам не на что больше жать.

Этот поезд в огне,

И нам некуда больше бежать».

Борис Гребенщиков

Этот поезд не очень скор был,

Ехал временем нашей скорби.

И колесами из металла

Наши горести намотал он.

На железнодорожных трактах -

Преступления и теракты.

Не надеждой, а страхом живы

В этом поезде пассажиры.

На ухабах состав качает.

Проводница приносит чаю.

Машинист с головою песьей

Нам по радио крутит песню.

В ней понятны тебе слова все.

Был полковник военный  - Васин.

Он хотел тишины, покоя,

Но уселся в горящий поезд.

Генералы нам чистят карму,

И тасуют в колоде карты.

Ты под козырь однажды ляжешь.

Вот такая выходит лажа.

Умирать на войне – не ново.

И от этого так хреново.

Мы – лишь запись в военной сводке.

- Проводница, плесни мне водки!

«Так-так-так», - простучат колеса.

Горизонт впереди – белесый.

Солнце прочь с высоты слезает,

И умылась земля слезами.

Облик морали

Возвышенный и гордый как олень,
Упрешься рогом в стол и что-то пишешь.
Ты веришь в то, что слов парад-алле
Читателю духовной служит пищей.

Но так ведется в жизни испокон,
Какие б в стае не были законы,
Свобода не возводится в закон,
Она всегда останется за коном.

Когда бы ты бумагу не марал,
Другие ее тоже б не марали.
Так стадо покидающий марал
Не думает об облике морали.

Меню Президента

Ты с экрана снова несешь херню.
Может быть, ответишь мне, между прочим:
Что обычно входит в твое меню,
Хорошо ли спал ты сегодня ночью?

Жил ли ты когда-нибудь в нищете?
Был ли днем грядущим всерьез напуган?
Сколько стоит дом для твоих детей?
Сколько стоят шмотки твоей супруги?

У Ивана холод гостит в дому,
Денег не осталось на пропитанье,
Сокращенье близится, а ему –
Двадцать лет до пенсии. Не дотянет.

У Петра давление вновь с утра,
Он пахал как проклятый на заводе,
Не хватает пенсии ни хера,
Он в аптеку, разве что, с нею ходит.

Ты на всех с экрана глядишь хитро,
Обещаешь горы небесной манны.
Полстраны сегодня таких Петров,
Полстраны сегодня таких Иванов.

Ты в костюмчик новенький разодет,
Ты с прекрасной стрижкой и гладко выбрит.
Ты – народом выбранный Президент,
И народ твой знает, каким был выбор.

У тебя с трезубца стекает жир,
Но проблем не будет с кишечной грыжей.
Я тебя не спрашиваю: как жить?
Я хотел бы знать: как теперь нам выжить?