Екатерина Шталь
В ответ на фары злых такси,
Рискованно неаккуратных,
Искрит замерзшая вода –
Народ спешит на поезда,
Они гудят и безотрадно
Плывут в истерзанную синь…
Я знаю: нам не оправдать –
По счету звезд – скупых и страстных
Попыток слиться с тишиной –
И вот за снежной пеленой
На белом плечике соблазна
Горит вечерняя звезда.
***
От малокровных поцелуев
до безоглядных кутежей
пройдя пять тысяч этажей –
прости, узнай,
что все минует
на белоснежном рубеже…
И захлебнется строй органный,
и станут пылью города –
Ты будешь весел, как Архангел
В канун последнего Суда.
…Холодных утренних огней
еще немного – и проснуться…
О, дай мне жизнью затянуться
и умереть в тоске по ней.
…И будет день, и будут солнцем
искрить холодные снежинки,
я буду сказочна до страсти
из страха вырасти из сказки,
и ты сбежишь ко мне навстречу
по звонким клавишам ступенек,
обледенелых тонкой коркой
и не посыпанных песком.
И нам захочется смеяться,
но, не найдя тому предлога,
друг другу скажем что придется,
опережая шутки смехом…
И ты меня возьмешь за руки,
и мы закружимся под снегом,
не проверяя лед на крепость
и прячась в серых камышах.
И я тебе открою тайну:
как важно быть неосторожным,
и быть нечаянно несчастным
и быть счастливым без причины.
Суббота…
В 2003 году весна была очень поздняя
Суббота.
Тает лед.
Непогрешимость.
Любимая твоя
светла,
как день.
Снотворный
воздух –
вдох ее груди…
Чего-то ждет.
На что-то
не решилась.
– Поднять
водой пропитанные
крылья,
Встряхнуть, уйти?
– Не знаю…
Не могу.
И март,
унылый, грязный
и бессильный
Как белый пудель,
роется
в снегу.
Холодный,
злой,
неласковый
с похмелья,
И все ж –
подернут флером
новизны…
Суббота.
Лед молочной
карамели.
Живем
десятый месяц
без весны.
Весна
Волен и чист,
никому и ничем не обязан –
Март – новоселье весны,
неуверенный смех…
Счастье – испачкать
ботинки весеннею грязью.
Время воды –
а вода – это хлеще, чем снег.
…Верить в исход
февраля бесконечных агоний,
В холоде марта угадывать будущий зной,
Сладко вдохнуть,
прикоснувшись ладонью
к ладони –
Время любить –
Эта мука зовется Весной!
***
Когда гроза, когда бездомно,
увертываясь от колес,
ложится ветер монотонный
на лона плачущих берез,
Когда тоска, и душный город,
и жизнь – ошибочный пробел,
когда захочется простора –
я буду думать о тебе…
Как будто ты идешь по лужам
к моим распахнутым ночам –
и затаю тебя поглубже
как неизбывную печаль…
Тебя, немыслимую сказку,
еще, еще… в последний раз –
и грохот пульса – шепот ласки,
и все мальчишеское в нас.
К морю
Нахлынь – и не предупреди:
я так хочу быть молчаливой
и гостьей на твоей груди.
Ни слова зря –
волна, как пламень,
Накрой – и гладью не балуй:
соленой нежностью –
на камни…
Oh, mine…
Прибой, как поцелуй.
Триптих
Я домой хочу. Там с кленов
Опадают неба листья
И шуршат в траве пожухлой,
вялой, все еще зеленой –
Словно шепот закулисный…
Я домой хочу. Там ветер
ударяется с разбега
в золотые ветви Храма…
-2-
Растревожено ласкал
Воздух
влагой нехолодной…
Просто, Осень, я была
Удивительно свободной.
Хочешь – в небо окунись…
И – к земле его ревнуя –
подними с дороги лист
и целуй
напропалую…
-3-
Где вода к траве подходит,
где луна в глубинах бродит,
сквозь ажур ветвей осенних
не слышны колокола,
Там в долинах пахнет тенью,
дымом от сожженных листьев,
и утерянные письма
облекаются в слова…
Белена
У дороги цветет белена,
зелена-зелена.
Я иду по дороге одна,
и в глазах пелена.
И цветет белена, как в раю,
где не надо вина.
Забери, забери себе душу мою,
белена.
Дни мои коротки-коротки,
словно стебли твои.
И бела простыня,
как твои, белена, лепестки.
Словно листья без света,
бледны мои строки-стихи
И надежды мои,
словно корни без влаги, сухи.
У дороги цветет белена,
зелена-зелена…
Любовь моя проста,
природна и случайна,
как ласка в тишине.
Любовь моя чиста,
и если я печальна –
не по ее вине.
Любовь моя тепла,
Как ручка, что сжимала
коротенький стилет…
Любовь моя светла,
и если света мало –
ее вины в том нет.
Веревочная лестница
Х. Кортасар
Веревочная лестница. Фата
уже на кресло брошена небрежно.
А гости помнят девочкой прилежной
и ждут внизу… Карнизы. Пустота.
Веревочная лестница. Луна.
Шампанское разлито по бокалам.
Настроенные скрипочки устало
сжимают музыканты у окна.
Веревочная лестница. Фонарь,
молитвенник, затиснутый в корсете.
Жених, лампадки, бархатные сети.
Обеты, воска талого янтарь.
Незапертая форточка. Окно.
Веревочная лестница. Проклятья
и нашатырь. И свадебное платье.
И под шумок распитое вино.
Август
Задушевный прервем разговор
И внесем в опустевший собор
Клевер белый – седым образам.
Мягок воск, многоличье икон,
И ладони мои горячи.
В полусвете высоких окон
Мы поставим четыре свечи.
Золотятся-горят купола,
В колокольне к вечерне звонят…
Радость жизни печалью была,
Как пребудет – и после меня.
Алхимик
засушивал болотные цветы,
Брал трепетанье крылец стрекозиных
и каплю муравьиной кислоты.
Он дружбу вел с пчелиным диким роем,
цедил росу сачком волосяным,
Сосновую смолу мешал с корою,
с корнями или чем-нибудь иным.
Он собирал огни болот торфяных
и ландышей раскрытые слегка
Бутончики, которые не вянут
у девственниц в руках…
Прозрев от счастья жить с природой в мире,
он понял Бога в каждом лепестке,
И запретил срывать своей руке,
и позабыл о древнем эликсире.
Египетские мотивы
Гробницы хранят вековечный покой,
И грозно, в песок не клоня головы,
Не дремлют в пустыне огромные львы.
В густых камышах я его родила.
Но дочь фараона меня позвала.
Пришла я, его прижимая к груди.
Велела она: во дворец проходи.
Сказала: "Младенца беру я себе.
Готова уже для него колыбель.
Кормилицей будешь и нянькою ты”,–
И белые мне подарила цветы.
Рабыня – молчу я, ни звука в ответ.
Но белый в глазах затуманился свет.
Три года ходила за ним во дворце.
Отца узнавала в красивом лице.
Молилась и плакала я по ночам,
А в зарослях дронго тревожно кричал.
Однажды, опершись о пальмовый ствол,
Уснула, а маленький к Нилу пошел.
Змееныш тебя в камышах укусил…
Младенец мой звездный, мой ласковый сын!
Я солнце кляла ненавистного дня.
Но вместе с тобой не зарыли меня.
И знают лишь звезды над Нильской землей:
Ребенок, что спит в усыпальнице – мой!
