Екатерина Шталь
Ночь. Перекрестков углы.
Шаг тороплив и отточен.
Все, как один, у обочин
автомобили белы.
Хмель в золотой голове,
нежность рубцами на коже –
поздний и ранний прохожий
белой аркады ветвей –
Холод обнять на бегу
и ничего не бояться…
Тени снежинок роятся
под фонарем на снегу.
Орфей – об Эвридике
Быть космосом,
ареной мановений
горящих тел –
Быть сном ее,
что ляжет, сокровенен,
в Ее постель.
Быть облаком,
и деревом, и садом
и просто – Быть
свободой, песней,
грусть и отрадой
Ее судьбы.
Быть голосом
ручьев Ее весенних,
рассветных птиц –
Быть клавишей, струной…
лукавой тенью
Ее ресниц…
Быть солнечной
ромашкой в изголовье,
пчелой в меду –
Быть проклятым,
и быть самой любовью
в Ее аду.
Быть звездами на небе,
быть на камне
змеей –
Быть травами сырыми
под ногами
Ее.
Каждый год
мы встречаемся с этим днем –
в который уйдем.
Каждый год
мы смеемся,
грустим или пьем
в одиночку, вдвоем
или втроем…
Он подходит –
а мы не ждем.
Мы не знаем, в который из дней
ляжет тень.
И каждый из нас живет,
каждый год
проживая тот,
в который…
Запах
земли
Деревья бугристые, мшистые
в рыхлых наростах,
И длинные-длинные сочные
стебли травы…
Так зеленью глаз насыщается –
вволю и просто.
И в кочках своих деловито
снуют муравьи.
Под кленами иссиня-черные
ходят вороны,
И головы их из пырея
почти не видны.
Как солнечный свет пробивается
тихо сквозь кроны!..
Как темные дупла
загадочны и холодны.
Но к небу протянет
ладони свои подорожник,
Попросит напиться,
листочки сужая в ладью…
И вот насекомые в норы
ушли осторожно,
И серыми сгустками небо
берется к дождю.
…Вода – отшумела по листьям,
умчала ручьями,
И радуга тает палитрою
нежной вдали.
На буйную зелень, на мокрые
камни и травы
Из темных глубин поднимается
запах земли.
***
Ночная, такая ночная
За дверью моей темнота.
Уйду, но за мною сначала
ладоней сомкнуться врата…
Зардеется город незримо
в объятьях каштановых лап.
В пожаре неоновых ламп –
дома, перекрестки, витрины.
И сердце – плыло и пылало
огнями в дремотной реке.
Весенние ивы. Реклама
сливы на коньяке.
Мальчишкой – без страха и грима
знакомой дорогой беги.
Зардеется город незримо
разрядом любовной дуги.
Ночная огромная птица –
в ладонях моих темнота.
Ей хочется в эти врата
от яркости ночи укрыться.
Алиса
(некой М.)
Улыбка так мила,
устали зеркала,
тянуло за кулисы.
А рядом – все ждала,
темнела и звала
душа твоей Алисы.
Алиса молода.
Алисе – как вода
на тоненькие всходы –
Игра твоих затей,
открытие твоей
загадочной природы.
Алиса – волшебство.
Душевное родство
нетрудно обнаружить.
Возьми ее с собой!
И разлучи с гурьбой
сомнительных подружек.
Не то – настанет день,
изменчива, как тень,
Алиса повзрослеет.
Открытые глаза,
что все хотят сказать, –
темней и тяжелее.
Бывалая кровать,
и с рюмкою вина,
открытая кому-то…
О, не твоя вина,
что этим ранним утром
Алиса хочет спать.
Улыбка так мила…
Разбиты зеркала,
и тянет за кулисы…
А помнишь, как ждала,
темнела и звала
душа твоей Алисы!
Кончается июль
Кончается июль. Дни кажутся короче,
и водоросли сном опутывают руль…
Дымят костры, бегут томительные ночи…
Кончается жара, кончается июль.
Далекие огни. На илистом заливе –
травы и камышей игольчатая тень.
Был чуток поплавок, когда неторопливо
на удочку зари наклевывался день…
Кончается июль, и в царстве разнотравья
заводят чехарду веселые сверчки…
Цикорий и буркун в осоковой оправе –
ложится мой венок на зеркало реки.
Умаялся день, и спадает жара,
и бурая сыпется наземь кора,
и смотрит с далеких и синих небес
Большая Медведица в Брусинский лес:
На теплую хвою, на мшистый пенек…
и теплит болотный лесной огонек.
Навеет мне теплые бурые сны
большая звезда на верхушке сосны.
Яблочный звездопад
Пахнет солнечным теплом
чернозем.
Пахнет август молодым
сентябрем.
Пахнет небо в облаках
молоком.
Пахнет сорная трава
чесноком.
Зреют соки
под шершавой корой,
Зреют сказки
повечерней порой,
и в заросший
старый маленький сад
Скоро яблочный придет
звездопад.
Придет ко мне путник усталый,
Я дам ему хлеба и мяса,
вина, но в постели широкой
оставлю его одного.
И буду без устали грезить
губами, манящими в сладость,
руками, текущими к сердцу,
и светлой его головой.
А утром скажу ему: "Видишь,
как садик туманом окутан
и в нем просыпаются птицы,
и нежит рассвет купола!..
Узнай, как туман улетает,
как строят церковные своды,
как ласточек острых над миром
несут молодые крыла.
Ты в соснах надышишься вволю,
минуешь поля и поселки,
луга обойдешь заливные
и будешь бродить у реки…
Узнай, как трепещут осины
и теплая колется хвоя,
и стелют цветочки степные
тугие свои лепестки.
Ты в городе будешь – увидишь
приезжих с востока и юга.
Узнай, как живется ребятам,
ютящимся на этажах.
О чем на закатах мечтают
на крышах покатых поэты,
чем живы голодные души
тревожных моих горожан…”
_________
Оставляет автографы время
на заветной кирпичной стене.
Все узнай и тогда возвращайся
ко мне.
Отыщи ее – душой
Среди всех столбов и масок.
Мир – тревожный и большой –
станет полон тайных красок.
Настоящее связав
с прошлым ниточкою зыбкой –
обожгут тебя улыбкой
бирюзовые глаза!
Речь – мудрена и проста,
без единого огреха…
Тень морщинок возле рта
от надломленного смеха.
Из-под век глядят украдкой
томный Бахус, тихий Лель –
и волос лукавый хмель
в живописном беспорядке.
Как диковинная птица –
всех среди ключиц и спин,
и в руке ее огнится
тонкокорый апельсин…
Туфля, снятая с ноги
и повисшая на пальцах…
Дух отпетого скитальца
в темноте людской пурги.
Бедный Йорик
О чем грустить?
Осенний ветер горек
ночной порой.
Листва шуршит,
и плачет бедный Йорик
в земле сырой.
Куда спешить…
Мерцает в полудреме
глубокий ров.
Сейчас мелькнет
в готическом проеме
моя любовь.
И я стою,
холодная досада,
святая нить…
И ни луны, ни осени,
ни сада –
не изменить.
Крадутся страхи,
медленно и снизу –
и гинут прочь…
И тень летучей мыши
под карнизом
ласкает ночь.
Стихи неизвестного автора
Это было нацарапано на моей студенческой парте
Волосы твои – качели
Для причуд ночного бриза.
Ты была мечтой Хафиза,
Ты приснилась Боттичелли.
Ты верней жены Улисса –
И свободна, как цыганка.
Ты поила всходы риса
Ты цвела в долинах Ганга.
Где вершины – шапки снега,
Где озера, как топазы –
Ты скакала легкой серной
По седым горам Кавказа.
Ты дала рукам Венеры –
Все как есть – законы плоти.
Ты глядишь тоской и верой
С ярких Врубеля полотен…
Ты моя – единым счастьем
В боли, в радости, в печали…
Как твои горели пальцы
Подвенечными свечами!
Осень на кобальте дня отутюжила
листьев березовых желтое кружево,
И пересыпала каплями звонкими
веток березовых плетиво тонкое.
Сучьями голыми небо исколото –
спит… Абрикосами желто-молочными
полнится вечер. Кудрявое, сочное
льется на землю кленовое золото.
Червоточинка первой любви
Как шумливы ручьи водостоков
и кричат воробьи под кустом,
Как сверкает осколками стекол
трехэтажный заброшенный дом.
Поезда потянулись на дачи,
вновь без шапок форсит детвора.
И довольные морды собачьи
мельтешат по окрестным дворам.
Голых веток сады и аллеи
исцарапают неба сапфир…
И в груди неприкаянно тлеет
червоточинка первой любви.